Дорогой Карл XII, сражение под Полтавой, Слава Богу, проиграно. Как говорил картавый, Время покажет "кузькину мать", руины, Кость посмертной радости с привкусом Украины. То не зеленок - виден, траченный изотопом, Жовто-блакытный Ленин над Конотопом, Скроенный из холста, знать, припасла Канада. Даром что без креста, но хохлам не надо. Горькой вошни карбованец, семечки в полной жмене. Не нам, кацапам, их обвинять в измене. Сами под образами семьдесят лет в Рязани С сальными глазами жили как каторжане. Скажем им, звонкой матерью паузы метя строго: Скатертью вам, хохлы, и рушником дорога. Ступайте от нас в жупане, не говоря - в мундире, По адресу на три буквы, на стороны все четыре. Пусть теперь в мазанке хором гансы С ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы. Как в петлю лезть, так сообща, суп выбирая в чаще, А курицу из борща грызть в одиночку слаще. Прощевайте, хохлы, пожили вместе - хватит! Плюнуть, что ли, в Днепро, может, он вспять покатит. Брезгуя гордо нами, как оскомой битком набиты, Отторгнутыми углами и вековой обидой. Не поминайте лихом, вашего хлеба, неба Нам, подавись вы жмыхом, не подолгом не треба. Нечего портить кровь, рвать на груди одежду, Кончилась, знать, любовь, коль и была промежду. Что ковыряться зря в рваных корнях покопом. Вас родила земля, грунт, чернозем с подзомбом, Полно качать права, шить нам одно, другое. Эта земля не дает, вам, калунам, покоя. Ой, ты левада, степь, краля, баштан, вареник, Больше, поди, теряли - больше людей, чем денег. Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза Нет на нее указа, ждать до другого раза. С Богом, орлы и казаки, гетьманы, вертухаи, Только когда придет и вам помирать, бугаи, Будете вы хрипеть, царапая край матраса, Строчки из Александра, а не брехню Тараса.
А что же мог вспомнить Иосиф Бродский об Украине? Оказывается в его биографии есть эпизоды, связанные с участием в съемках художественного фильма.
Оказалось, в 1971 году Бродский снялся в роли секретаря Одесского горкома КПСС Наума Гуревича в художественном фильме режиссера Вадима Лысенко «Поезд в далекий август».
Фильм рассказывал об обороне Одессы во время Второй мировой войны. Бродский согласился сыграть роль партийного работника, так как не мог напечатать в СССР свои стихи и очень нуждался в деньгах. Кроме того, секретарь горкома в фильме не походил на обычный советский идеологический типаж. Когда все уже отсняли – и хроникальные кадры прибытия героев обороны в город, и их встречи с одесситами тридцать лет спустя, и заседание штаба обороны с участием Бродского и Армена Джигарханяна, воссоздавшего образ разведчика, – как вдруг раздался звонок из Киева: срочно прибыть с отснятыми материалами в Госкино! Разговор там был предельно кратким, категоричным и ясным: переснять все кадры, где присутствует Бродский. Когда попросили объяснить, нам указали на "несоответствие между важными политическими задачами фильма и неблагонадежностью неизвестного поэта..." По их мнению, два еврея (Бродский и Гуревич) в одном фильме противоречили задачам советского искусства. Режиссеру приказали взять на роль Гуревича другого актера. Но режиссер Вадим Лысенко переснял с участием другого актера только крупный план. На среднем и мелком плане остался Бродский, однако, его фамилию пришлось выбросить из титров. Сам поэт не успел посмотреть картину, так как в 1972 году эмигрировал в США.[4]
Эта история проливает свет и на то, кого считал бугаями поэт. Видимо он имел в виду киевских чиновников, добившихся прекращения его так и не начавшейся актерской карьеры. Что же касается завещания, то лучше не фантазировать, а обратиться к речи Бродского 22 июня в Катовице, в Силезком университете, по поводу присвоения ему докторской степени."Теперь Вам предстоит совсем другая игра. Теперь у Вас уже нет удобного внешнего врага или олицетворенного зла, столь же удобного, в виде государства. Теперь Вы должны встать лицом к лицу с врагом в Вас самих.“[5]. Все это актуально и для Украины! Да и бугаи, придумывающие нам внешних и внутренних врагов никуда не делись.
Так як "поезія" не була опублікована, а розшифрована з плівки викладаю ще одну версію, яка гуляє інтернетом, і як стверджують є точною:
Дорогой Карл Двенадцатый, сражение под Полтавой, слава Богу, проиграно. Как говорил картавый, время покажет — кузькину мать, руины, кости посмертной радости с привкусом Украины.
То не зелено-квитный, траченый изотопом, — жовто-блакитный реет над Конотопом, скроенный из холста: знать, припасла Канада - даром, что без креста: но хохлам не надо.
Гой ты, рушник-карбованец, семечки в потной жмене! Не нам, кацапам, их обвинять в измене. Сами под образами семьдесят лет в Рязани с залитыми глазами жили, как при Тарзане.
Скажем им, звонкой матерью паузы метя, строго: скатерТью вам, хохлы, и рушником дорога. Ступайте от нас в жупане, не говоря в мундире, по адресу на три буквы на все четыре
стороны. Пусть теперь в мазанке хором Гансы с ляхами ставят вас на четыре кости, поганцы. Как в петлю лезть, так сообща, сук выбирая в чаще, а курицу из борща грызть в одиночку слаще?
Прощевайте, хохлы! Пожили вместе, хватит. Плюнуть, что ли, в Днипро: может, он вспять покатит, брезгуя гордо нами, как скорый, битком набитый отвернутыми углами и вековой обидой.
Не поминайте лихом! Вашего неба, хлеба нам — подавись мы жмыхом и потолком — не треба. Нечего портить кровь, рвать на груди одежду. Кончилась, знать, любовь, коль и была промежду.
Что ковыряться зря в рваных корнях глаголом! Вас родила земля: грунт, чернозем с подзолом. Полно качать права, шить нам одно, другое. Эта земля не дает вам, кавунам, покоя.
Ой-да левада-степь, краля, баштан, вареник. Больше, поди, теряли: больше людей, чем денег. Как-нибудь перебьемся. А что до слезы из глаза, Нет на нее указа ждать до другого раза.
С Богом, орлы, казаки, гетманы, вертухаи! Только когда придет и вам помирать, бугаи, будете вы хрипеть, царапая край матраса, строчки из Александра, а не брехню Тараса.
